Читать онлайн книгу "Тихая охота"

Тихая охота
Влад Костромин


Грибы, как многим известно, бывают разные. Бывают ядовитые и съедобные, бывают галлюциногенные. Бывают легкие, бывают редкие, бывают вареные, бывают и жареные. А еще бывают смешные и страшные, зловещие и убийственные, встречаются и грибы-приключения. А бывает, что и простой поход за грибами становится тем еще приключением…





Тихая охота



Влад Костромин



© Влад Костромин, 2021



ISBN 978-5-0055-2205-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero




Грибы, как многим известно, бывают разные. Бывают ядовитые и съедобные, бывают галлюциногенные. Бывают легкие, бывают редкие, бывают вареные, бывают и жареные. А еще бывают смешные и страшные, зловещие и убийственные, встречаются и грибы-приключения. А бывает, что и простой поход за грибами становится тем еще приключением…






Всем безызвестным грибникам посвящается…





Сморчки


Рассказ участвовал в конкурсе «Черная метка 2018» сайта «Квазар»

Был опубликован в №66 журнала «Страна озарение» https://knigi-market.ru/66-zhurnal-strana-ozarenie-/ (https://knigi-market.ru/66-zhurnal-strana-ozarenie-/)

Победил в 1/16 «Осеннего кубка» портала «Табулатура»

Был опубликован в №121 (декабрь 2018 г.) литературного альманаха «Ликбез» http://www.lik-bez.ru/archive/zine_number6422 (http://www.lik-bez.ru/archive/zine_number6422)

Участвовал в Первоапрельском блице – 2019 ЛитКульта



Теплым субботним апрельским утром мать готовила котлеты. Мой младший брат Пашка сидел за столом и пристально смотрел за приготовлением котлет, чтобы мамаша не добавила яда. В такие минуты он чрезвычайно напоминал аутиста. С другой стороны стола сидел большой рыжий кот и так же неотрывно следил за Пашкой. Мать следила за сыном и котом, чтобы не стянули фарш. Кухня была просто пропитана атмосферой всеобщей подозрительности, которую подчеркивал висящий на двери плакат с Плачидо Доминго.

– А яйцо зачем?

– Как зачем? Яйцо всегда добавляется для связки, чтобы котлеты не разваливались.

– Правда? – подозрительно спросил Пашка.

– Батюшки святы, – всплеснула испачканными фаршем руками мать. – И правду люди говорят, что ты у нас странный какой-то.

Кот согласно мяукнул.

В дом вошел довольный отец с белым мешком из-под селитры в руках.

– Хау, бледнолицые! – он недавно посмотрел фильм про индейцев и еще не отошел от впечатлений. – Я грибов принес.

– Апрель на дворе, еще листьев даже нет. Чего ты по лесу чкаешься? Еще приволокешь домой клещей каких!

– Клещи еще спят, как сурки.

– Вот, даже клещи спят, один ты, как дурак, по лесу шаркаешься.

– Валь, тебе все не так. У телевизора лежу – плохо, по лесу хожу – еще хуже.

– Вить, нормальные мужики по хозяйству хлопочут, а тебе то телевизор, то лес.

– Сама все время «Санта-Барбару» смотришь. Радовалась бы, что муж такой хозяйственный, а то все скрипишь, как журавель старый. Другие последнюю рубашку пропивают, а я грибов принес!

– Какие грибы?

– Вот какие, – переставив на котел отопления миску с фаршем, папаша широким жестом вытрусил на освободившийся стол содержимое мешка. – Вот сморчки, а вот строчки. Или наоборот, вот строчки, а вот сморчки, но это неважно. Сварим, пожарим с лучком и схарчим на обед.

– Вить, строчки ядовитые. Или сморчки? – засомневалась мать. – Одни какие-то точно ядовитые. И вообще, какие-то они подозрительные – вон те на мозги похожи.

Все, включая кота, уставились на грибы.

– А какие из них ядовитые? – не выдержал Пашка. – И какие из них на мозги похожи?

– На твои мозги похожи и сморчки и строчки, – обрадовал папаша. – У тебя вполне и треугольными мозги могут быть…

– Вить, отравимся, – упорствовала мать.

– Давай так: сварим отдельно, в разных кастрюлях и кто-нибудь попробует, а мы посмотрим, и если все нормально будет, то сами поедим.

– Я не буду эти грибы есть, – открестился Пашка.

Отец посмотрел на кота. Кот протестующе мяукнул и попятился в прихожую.

– Может, собаке дадим? – предложила мать.

– Нет, собаку жалко… СтаршОму дадим попробовать, – мутные капли пота лягушачьими глазами выступили на лысине отца.

– Вить, ты думай, что говоришь! А если помрет? Нам с тобой за какие шиши его хоронить?

– Незадача… – отец снова посмотрел на кота.

Кот с гордым видом ушел из кухни. Пашка, от греха подальше, отправился следом.

– Ладно, ты вари, а я придумаю, кому дать попробовать, – решил отец, посмотрев в глаза Плачидо. – Только не перепутай, какие грибы в какой кастрюле варились.

– Паш, а друг твой сегодня не придет? – спросил, догнав сына.

– Моргуненок?

– Нет, Чингачгук!

– Какой Чингачук? – испугавшись, Пашка привычно переврал незнакомое слово. – Я Чинчугака не знаю!

– Вот баран! Моргуненок придет сегодня?

– Должен…

– Отлично. Как придет, дашь мне знать.

Отец вернулся на кухню и начал наблюдать за матерью, варящей грибы и жарящей котлеты.

– Сейчас бы поросенка под хреном затрепать, – мечтательно сказал он.

– Вить, только о хрене и думаешь! Уйди, не мешай готовить!

– Курица в сметане тоже неплохо. Этими самыми грибами ее обложить…

– Вить, отойди, Христом Богом молю, не стой над душой! Я за себя не ручаюсь и тебя самого обложу!

– Нервная ты какая-то, неприветливая. Ладно, готовь, пойду покурить схожу.

Отец вышел на крыльцо и увидел меня.

– Я грибов принес.

– Спер? – зная вороватую натуру папаши, прямо поинтересовался я.

– Да нет, шел по лесу, смотрю – грибы. Набрал в мешок и привез.

– А что ты в лесу делал?

– В лесу? – закурил сигарету, огляделся по сторонам, и, понизив голос, признался. – Думал, может, кто банки повесил – сок собирать березовый…

– Тебе нашего сока мало? Уже лить некуда. Все фляги заполнены.

– Сок соком, а банки в хозяйстве всегда пригодятся. Ладно, обед скоро, надо настроиться на переваривание пищи.

Папаша вернулся в дом.

– Валь, давай Моргуненку дадим?

– Моргуненку? – задумалась мать, не любившая Пашкиного друга, подозревая его в различных каверзах. – Что о нас люди подумают, если он сдохнет?

– Подумают, что нам повезло, а ему нет. Грибы ели все, а лапы надул только он. А может и не от грибов это вовсе…

– Думаешь?

– Вот увидишь. Но скорее всего, ничего не случится – грибы-то съедобные.

– Витя, не трепи мне нервы!

– Ладно, ты вари побыстрее, а я пойду у телевизора поваляюсь пока.

Мать сготовила обед, а вскоре Пашка привел Шурика Моргуненка.

– Все за стол, – неестественно оживленно позвала мать, – и ты, Саша, с нами поешь.

– Спасибо, – степенно отозвался Моргуненок, усаживаясь на табурет.

На обед были поданы котлеты и два блюда сильно уварившихся грибов, обжаренных с луком, как хотел отец. Все вяло жевали котлеты и следили за Моргуненком, с аппетитом их поглощавшим. Грибы стояли и ждали. Я, было, протянул к ним руку, но наткнувшись на свирепый взгляд матери, кивнувшей на гостя, передумал.

– Голубцы со сметаной тоже прелесть, – будто удав глядя на Моргуненка, сказал отец. – А то еще бывают в виноградных листья завернутые голубцы.

Все замолчали, представляя себе такое чудо, только гость продолжал молотить котлеты.

– А лист не жестким получается? – провожая взглядом очередную котлету, спросила мать.

– Да нет, нормально… – папаша тоже не мог оторваться взглядом от котлеты, – под небольшую рюмашечку…

– Вить, только о рюмашке и думаешь!

– Валь, маленькую хотя-бы. День-то какой чудесный…

– Ладно, мучитель, налей себе.

– СтаршОй, принеси из бара, – распорядился папаша и продолжил, потирая руки, словно мясная муха на свежем трупе лошади, сдохшей на переправе. – А еще бывают голубцы с грибами…

Я принес из бара бутылку 20% алжирского «Солнцедара» из запасов прижимистого отца. Он, косясь на мать, налил стакан и быстро выпил.

– А батя говорил, что с грибами пельмени бывают, – отозвался Шурик и наконец-то зачерпнул ложкой грибы, – в Сибири.

Все уставились на него, выискивая на его лице признаки отравления и скорой смерти.

– Недосолены, – выдал он.

– А ты другие попробуй, – фальшивым голосом сказал отец. – Те вроде больше солили.

– Спасибо, я уже наелся, – Моргуненок кусочком хлеба вытер тарелку, съел его и встал из-за стола. – Очень вкусные котлеты были, тетя Валя, еще раз спасибо.

– Спасибо, – встал вслед Пашка, стремясь убраться подальше от зловещих грибов.

Они вышли из дома. Родители смотрели друг на друга.

– Кенгуру ему в толчонку! Не съел! – высказался отец. – Не все скоту Масленица!

– И что дальше? – спросила мать.

– СтаршОй, а ты чего грибы не кушаешь? – фальшиво улыбнулся мне отец и вновь налил себе в стакан «чернил». – Вкусные грибы, попробуй.

– Да нет, спасибо, – заподозрив неладное, отказался я. – Я уже котлет наелся.

Встал из-за стола и тоже свалил из дома. На улице встретил этих малолетних негодников и брат поведал мне, что отец хотел на ком-нибудь испытать подозрительные грибы. Разозленный отец сожрал грибы сам, и остался в живых. С тех пор сморчки и строчки мы ели безбоязненно.




Сморчки – 2


Был опубликован в №9 за 2019 год журнала «Испытание рассказом»








Теплым субботним апрельским утром мать пекла блины. Нашла где-то старую серую муку и, подумав, решила сделать блинов, а остатки употребить на болтушку. Мой младший брат Пашка сидел за столом и пристально смотрел за готовкой, чтобы мать не добавила яда. В такие минуты он чрезвычайно напоминал аутиста. С другой стороны стола сидел большой рыжий кот Бурбулис и так же неотрывно следил за Пашкой. Мать следила за сыном и котом, чтобы не стянули блин. Кухня была просто пропитана атмосферой всеобщей подозрительности, которую подчеркивал не первый год висящий на двери плакат с Плачидо Доминго.

Я стоял в углу прихожей: был наказан матерью за то, что не смог накануне стащить у соседей мешок свеклы. Мать не верила, что не было никакой возможности утащить корнеплоды, пока она отвлекала соседку Нинку Лобаниху обсуждением «Санта-Барбары».

– Блин – всему голова, – поучала мать. – Запиши эту простую, но в то же время великую мысль.

– А хлеб? – уточнил Пашка, прилежно записывая материнские тезисы в потрепанный красный ежедневник за 1986 год.

– Хлеб тоже, но за хлеб платить надо, а блины мы сейчас совершенно бесплатно накатали. Где вашего папашу носит? На улице ветер ледяной, а его все нет. Батя то ваш с виду сущий сморчок, а злобности в ем агромадный объем. Как бы не натворил лихих дел, а то полный раскардаш могеть настать.

– По грибы пошел.

– По какие еще грибы?

– По сморчки, они же съедобные.

– Для этого должны быть основания, дармоед, – мать постучала ложкой по сковороде.

– В прошлый год ели, – насупился Пашка.

– Ели, ели, да не съели. Сморчки ваши – одно баловство. Вот белый груздь – это гриб. Белые, ядреные, как сахарные. С лучком, с маслицем, с укропчиком, – причмокнула, – так сразу хочется петь и танцевать, – закружила по кухне. – Только надо вымачивать, – шлепнула ложкой Бурбулиса, попытавшегося утащить блин, – дня два в разных водах.

– Вша я дрожащая или короед молчаливый? – в дом зашел отец. – Возвращение короеда два! – вскричал ликующе.

– Проголодался, не сотрешь. Из дурдома выпустили? – ядовито поинтересовалась мать.

– Тут птицы не поют, деревья не растут, – закивал отец и потряс дерюжным мешком.

Послышался жестяной стук.

– Радуйтесь, дети, – мать подбоченилась, – папку вашего из дурдома выпустили.

– И тебя вылечат, – расцвел улыбкой отец и левой рукой сунул матери под нос мешок. – Прибыток в доме!

Правой рукой, скрытой от бдительного взора матери мешком, он при этом ловко ухватил два блина и сунул в карман. Пашка и Бурбулис завистливо взирали на эту манипуляцию – им до такого уровня было еще очень далеко.

– Что это? – мать брезгливо оттолкнула мешок, будто он был набит дохлыми крысами. – Опять сморчки? – презрительно поморщилась. – Не то пальто.

– Лучше, – смахнув в карман с тарелки еще пару блинов, отец ухватился за мешок второй рукой и распахнул его. – Смотри!!!

– Что это? Консервы?

– Да. Рыбка плавает в томате, ей в томате хорошо. Ну а я, едрена мати, рыбок этих склад нашел.

– Ты где их взял? – подозрению в голосе матери позавидовал бы сам папаша Мюллер, шеф гестапо. – Купил?

– В лесу нашел. Просрочка.

– Просрочка?

– Ну, там немного…

– Немного?..

– Лет пять… семь…

– Их же есть нельзя!!! Как говорится, уж чего-чего!.. Ботулизма нам только не хватало, для полного счастья.

– С чего ты взяла?

– Просрочка же.

– Ты думаешь, если срок вышел, так сразу и есть нельзя?

– Ну…

– Вот, вот.

– В лесу собрал?

– Да.

– Тебе значок за это не дали?

– Какой еще значок? – удивился отец.

– Значок, что ты дурачок.

– Почему это я дурачок?

– потому. Хорош туесок, – скептически поджала губы мать, – люди добрые выкинули, а Витька наш, валенок лысый, все подбирает, что другим не гоже.

– С чего ты взяла, что негоже? Вдруг, вполне съедобно? И почему я валенок?

– Значит, насчет лысого возражений нет?

– Подумаешь… – надулся отец.

– Вот и подумай, куда мы эту кучу говна денем? Свиньям скормим? Чтобы подохли?

– Позовем в гости Моргуненка и проверим съедобность.

– Опять?! – всплеснула руками мать, не любившая лучшего Пашкиного друга Шурика Моргуненка, подозревая его в разных каверзах. – Вить, тебе все как об стену творог! Ты натуральный обчудок! Чушь – околесица – сапоги всмятку! Тебе мало сморчков? А если Моргуненок лапы надует? Он все-таки деревенский придурок, а не мальчик-купидон.

– Похервеники, не надует. Он дикобраз выносливый, пестицид ему в печенку, ему это как слону урина.

– Замах на рубль, удар на копейку, – поморщилась. – Хорошо, уговорил. Только ты это, лука поешь пока.

– Зачем?

– Лук после леса первая вещь, чтобы ни леший, ни какой крапивный гнус не привязались. Паш, а ты звони своему дружку-соплежую и зови к нам.

– А если он не придет? – спросил Пашка.

– Придет. Папе надо верить.

Родители были скупердяями еще теми. Кости из супа они перемалывали в костную муку. Плюшкин на их фоне был транжирой и мотом. Даже в аду они бы умудрились продавать чертям смолу и уголь. Пашка позвонил другу и пригласил к обеду. Моргуненок долго ломался, подозревая подвох, но пришел.



– Что он там плещется, селезень чертов?! – нервничал отец, слушая, как в ванной льется вода – гость мыл руки. – Он что там, помыться решил?

– Вить, тихо ты! – одернула мать. – Что ты метусишься? У тебя что: свекла колосится, корова просится? Спешишь куда-то?

– Есть охота.

– Потерпи. Выходит. Садись за стол, Саша, – фальшиво улыбнулась настороженно севшему на табурет Шурику.

– Баптисты, баптисты, да здравствуют баптисты, – фальшиво спел отец и схватил вилку. – Кушай, Саша.

– Что это? – Моргуненок не спешил пробовать едва помещающееся на его тарелке месиво из десятилетней гречневой каши, семилетних сардин в масле и зеленого горошка, дату изготовления которого на проржавевшей жестяной банке мы прочесть не смогли. Венчали гору голубцы двенадцатилетней давности.

Мать учла прошлогодний опыт со сморчками и не оставила гостю выбора, сгрузив все подлежащие проверке продукты на его тарелку.

– Харч, – закивал отец.

– Ты чего не кушаешь, Саша? – приторно-ласково спросила мать, отставив кружку с заваренными жареными одуванчиками, призванными заменить кофе. – Полакомись, чем бог послал.

Моргуненок затравлено посмотрел на наши тарелки, на которых сиротливо серело по одинокому блину.

– Я…

– Не голоден, что ли? – удивился отец.

– Я…

– Кушай, Саша, кушай, – мать нависла над гостем. – Невежливо в гостях не кушать. Наш вон Пашка в гости сытый ходит, а из вежливости так жрет, что за уши не оттащишь.

– Его слизнями не кормят… – возразил Моргуненок.

Это было одной из «гениальных» отцовских идей – накормить Шурика тушеными слизнями, чтобы убедиться в съедобности блюда. Просто он где-то прочел, что во Франции улиток тушат, а тут в кладовку на аромат вареных грибов сползлось большое количество слизней, пара из которых чуть ли не полуметровых, и в отце взыграла жадность. Хотя, там была и матери вина, которая перефразировав завет покойной бабушки, согласилась, что если слизня можно дважды обернуть вокруг пальца, то выбрасывать его есть грех расточительства и мотовства.

– Саша, а ты тут при чем? Ты чего крякаешь? – не поняла мать.

– Меня тогда неделю понос трепал.

– Вкусно было, вот ты и переел тогда, – лицемерно сказал отец. – Сейчас, когда вся наша Родина в едином порыве бьется за каждую килокалорию, ты, как цивилизованный буржуй, воротишь нос от этих харчей? – привстал со стула.

– Тетя Валя, а что это? – Моргуненок боязливо указал ложкой на свою тарелку.

– Да перестань ты канючить! Наложили – ешь!

– Ты нам баки не заколачивай, – поддержал отец. – Жри, если подано!

– А если я умру?

– Жри, квазимода! – начала закипать мать. – Об твой лоб поросят шестимесячных бить можно, а ты боишься голубцы скушать. Сам прошлый год про них рассказывал, когда сморчками нашими объедался, вот я и сготовила для тебя.

– Я после сморчков две недели дристал!

– Хорь тебе в жопу! Жри!!!

– Александр, – строго сказал отец, – ты тут сейчас такого нагородил, не перелезешь. Скроил из блохи голенище, – покачал головой. – Ты же пионер, будущий комсомолец.

– Жри! – мать схватила гостя за шиворот и встряхнула так, что он едва не ударился лицом об тарелку. – Или ты у меня спляшешь краковяк в присядку, раскоряка!

– Не буду! – заплакал Шурик.

– Да я тебя размажу сейчас!!! Жри, тасманийский дьявол тебя побери!!!

– Валь, погоди, – отец с трудом оторвал мать от жертвы. – Саша сейчас сам поймет и… Держите его!!!

Моргуненок ловко проскользнул меж нашими родителями и кинулся к двери. Мать подхватив Пашкину тарелку, метнула ее вслед беглецу. Уже распахнувший дверь, Шурик, пораженный ребром разлетевшейся от удара на осколки тарелки, рухнул лицом вперед на веранду.

– Вот же падла, – расстроилась мать. – Тарелку из-за него разбила! – всплеснула руками.

– Валь, – отец подошел к Шурику, пощупал лежащему шею, – он не дышит…

– Вить, что ты такое говоришь?!

– Ты его убила… – отец вернулся к столу и задумчиво посмотрел на тарелку гостя.

– Он меня вынудил! – завизжала мать. – Вы сами все видели!!! – визг матери резал уши как острое стекло.

– Да видели мы, – отмахнулся отец, – все видели. Ты не визжи, как белуга, ты лучше думай, на ком мы теперь консервы проверять будем…




Тихая охота


Рассказ написан на конкурс фэнтези «Или оно» сайта «Квазар»



Я сидел, согнув ноги в коленях и утвердив задницу в теплом песке обочины, и смотрел на приближающуюся полицейскую машину. Испачканный приторно пахнущей липкой кровью мобильный телефон валялся рядом. Но кровь, залившая мои руки и одежду, покрывавшая меня липким коконом не хуже фирменного рабочего комбинезона, воняла сильнее. Разум требовал бежать, потому что они мне явно не поверят, но я оставался на месте и равнодушно смотрел на патрульную машину.



Мать последние годы я видел редко, от случая к случаю, раза два-три в год, если повезет – чуть чаще, приезжая в гости. Она жила в деревне, в гражданском браке. Похожий на молодого Вицина, Сергей Александрович, последовательно: бывший прапорщик военно-транспортной авиации, бывший строитель, бывший запойный алкоголик, нынешний пенсионер – заядлый рыбак, мужиком был неплохим и всегда искренне мне радовался. Ну а я радовался редкой возможности вырваться из городской пучины и погрузиться в деревенскую тишину. В этот раз приехать получилось только в самом конце жаркого августа, перед окончанием ежегодного отпуска. Жена приехать не смогла, оставшись в городе с больной матерью.

Мать и Александрович встретили меня с раннего поезда, угощали нехитрыми деревенскими разносолами, как дети ликовали, перебирая привезенные мною конфеты. Завтракали, пили с матерью самодельное сливовое вино, неспешно беседовали. Несколько лет назад закодировавшийся Александрович чокался с нами свойским яблочным соком.

– Ты на вино сильно не налегай, – сказал он мне, – вечером баньку потопим.

– Банька – это хорошо, – кивнул я.

– Мы за грибами хотели сегодня съездить, – сказала мать. – Поскучаешь часика три-четыре без нас?

– Можно я с вами?

– Да что ты будешь таскаться по лесу, ноги ломать?

– Поищу, сто лет грибы не собирал.

– Мы далеко ездим, в соседний район.

– И что? Не пешком же идти.

Мать и Александрович переглянулись. Подумав, мужчина едва заметно кивнул, встряхнув густой черной шевелюрой.

– Хорошо, поехали, – поджала губы мать, – если охота комаров кормить. Лучше бы с дороги отдохнул, полежал.

Но я уже загорелся идеей «тихой охоты». Тем более, на столе стояла миска соленых белых груздей с красным луком и чесноком, щедро сдобренных ароматным подсолнечным маслом. Когда-то, еще ребенком, я часто ходил по грибы с младшим братом… до того момента, как он потерялся и заблудился в лесу. Брата так и не нашли, и в лес меня больше не тянуло. Потом армия, институт, смерть отца. Мать продала хозяйство и перебралась в эту деревню, поближе к трассе и железной дороге, а я осел в городе. Насыщенная городская жизнь и тяжелая изнуряющая работа времени для похода за грибами не оставляли.

– Поеду, непременно поеду! В лес хочу.

– Ну и ладно: лучше с умным грибы потерять, чем с дураком найти.

После завтрака мне выдали старый камуфляж, переодеться. Складной нож и берцы у меня были свои. «Нива» Александровича весело летела по изогнутой асфальтовой ленте, петляющей меж полей и лиственных перелесков.

– Мы туда уже давно ездим, – рассказывал Александрович. – Там место хорошее: и подъехать можно и грибы есть.

– Что за грибы?

– Да всякие.

– Только сразу предупреждаю, – встряла сидевшая на заднем сидении мать, – валуев не бери.

– Почему? – удивился я. – Их если посолить, то вкусно. Особенно с вареной картошечкой.

– Да ну, возни с ними. Да и не вкусные они тут растут.

– Ты просто готовить их не умеешь.

– Будешь готовить сам, – обиженная мать отвернулась к окну.

– Я не успею, мне завтра уезжать.

– Вот тогда и не собирай мусор всякий, – заключила она.

Дорога вывела нас к райцентру. Проскочили по окраине. Возле детдома свернули влево. Я с удивлением увидел синий указатель «Карловка».

– Прикиньте, я в книжке про такую деревню читал, – поделился я.

– Сейчас чего только не напишут, – оживилась мать. – Пишут всякую ересь.

– Может быть, – я не стал спорить, чтобы не травмировать мать. – Перефразируя классика, можно сказать, что писатель – это машина, переводящая кофе в ересь.

– Хорошо сказано, – мать захлопала в ладоши.

«Нива» свернула вправо, покатившись вдоль поля с чахлой кукурузой.

– Какая-то заморенная тут кукуруза, – оценил я.

– Поздно посадили, наверное, на силос, – предположил Сергей Александрович.

Через пару километров «нива» еще раз свернула вправо, через пять минут еще раз, спрыгнув с асфальта на проселок и, словно бодрый «козлик» -УАЗ, поскакала вдоль все того же кукурузного поля.

– Тут вроде помощнее, – оценил я вид в окно. – Можно нарвать.

– И что с ней делать? – поморщилась мать.

– Сварим, можно законсервировать.

– Возиться еще с ней. Да и могут оштрафовать.

– Кто нас оштрафует? Нет же вокруг никого.

– Вдруг с дронов наблюдают?

– Со спутников, – усмехнулся я.

– У нас на озере мужиков с сетью с дрона засекли, – поделился Александрович. – На двести тысяч штрафа и сеть изъяли.

Машина затормозила на пожне[1 - Пожня – низменный луг.] перед стеной смешанного леса.

– Далеко не отходи, – вылезая, суетилась мать, – потеряешься.

– Чего я потеряюсь?.. – начал было я, но осекся.

– Того… – отвернулась, глядя на кукурузу, – … чего люди теряются…

Заливисто, будто ошалевшие от любви курские соловьи, застрекотали кузнечики в траве на опушке.

– Репеллентом намажьтесь, – подошел Сергей Александрович, – а то комары сожрут и мошка.

Намазавшись из тюбиков репеллентами, взяли из багажника большие белые пластмассовые ведра из-под шпаклевки после ремонта моей квартиры.

– Если что – кричите, – продолжала наставлять мать. – И держитесь в пределах прямой видимости, в чапыжник[2 - Чапыжник – непролазный кустарник.] не лезьте. Смотри, не заблудись – это лес, тут без дорог ходят. Валуи не собирай, – напомнила персонально мне. – И сыроежки тоже не бери – они крошатся.

– Хорошо. А рыжиков тут нет?

– Рыжиков нет, – отрезала мать. – На кой тебе рыжики?

– Их можно прямо на костре жарить, на прутики насадив, – мечтательно сказал я. – Посыплешь солью и жарь себе на здоровье. Как соль закипит – вот тебе и грибной шашлык.

– Нечего дурью маяться: собирай грибы, как все люди, без всяких грибных шашлыков-машлыков.

Лес был сильно замусоренный, заваленный валежником и трухлявым сухостоем, заросшим и темным. Некоторые деревья не хуже лиан были густо оплетены вьюнком с большими фиолетовыми цветами. В застоявшемся воздухе витал едва уловимый запах гнили, похожий на липкий тошнотворно-сладковатый аромат разлагающегося трупа. О белых грибах, таящихся в шелковистой траве под березами; о желтых рыжиках под хвоей молодых елей тут можно было сразу забыть и больше не вспоминать. Заросших душистой малиной умытых солнцем вырубок и нежно-зеленых березняков тут и в помине не было.

– Что тут за грибы водятся?

– Ищи подосиновики, их здесь много. Семьями растут, – объяснила мать. – Дальше, вглубь, встречаются боровики. Если вдоль края идти, – показала рукой вдоль кукурузного поля, – по опушке, то там другой лес. В нем белых груздей полно. Мы туда попозже сходим. Ну, с Богом, – двинулась по лесу.

Я подобрал подходящую палку – раздвигать траву, палые листья и папоротник, чтобы не напороться на ядовитую змею и пошел вслед-правее. Минут за десять встретились только большой мухомор и иссушенная жизнью и жарой жалкая сыроежка. Вокруг вилась мошкара, но репеллент ее пока сдерживал. На разгоряченное лицо липли паутины.

– Вов!!! – раздался истошный крик матери. – Сюда!!!

Я, подумав, что что-то случилось, кинулся на крик, уворачиваясь от веток и перепрыгивая сухие стволы. Подбежал к стоящей столбом матери.

– Что стряслось?

– Смотри, – указала себе под ноги на семейку крепеньких молодых подосиновичков, – какие красивые. Фоткать будешь?

Мысленно чертыхнувшись, я поставил ведро, положил в него нож, на ведро палку, достал из сумочки мобильник, ввел пароль. Сфотографировал грибы с нескольких ракурсов.

– Красавцы какие, – хвалила мать. – Прямо загляденье. Сфотографировал?

– Так точно.

– Срезай.

Нехотя срезав грибы, все-таки не моя добыча, нехорошо как-то получается, подобрал палку и ведро и начал искать вокруг. Вскоре мне попался первый гриб, потом еще и еще. Под пронзительные крики матери радостные, будто давнего знакомого, приветствующей каждый найденный гриб, начал понемногу наполнять и свое ведро.

– Мужики, идите сюда, – не унималась мать. – Тут такие грибы! Как на выставке.

– Что ты орешь? – не выдержал я. – Все грибы распугаешь!

– Не распугаю, не боись.

Возгласы не утихали. Сергей Александрович тихо поругивался и курил душистый самосад. Его улов, как и мой, был гораздо скромнее материнского. Невольно у меня создавалось впечатление, что грибы выползают из заветных укрытий, а то и прямо из земли, привлеченные этими криками. Во всяком случае, пока что мать лидировала, обогнав нас обоих, вместе взятых. Странно, вроде сбор грибов называют «тихой охотой». И вообще, лес создаваемого человеком шума не любит.

И тут она замолкла, словно поперхнувшись. Я в недоумении поднял взгляд от срезаемого гриба. Внезапно обрушившись, тишина давила на уши и мозг, привыкшие к материнскому ликованию. А потом раздался берущий за душу вопль ужаса. Такой, что у вздыбились коротко стриженные волосы на голове. Бросив ведро и палку, я кинулся к ней. Подбегая к визжащей матери, краем глаза зацепил движение сбоку. Потом удар в лицо и потеря сознания.

Очнулся быстро, лежа на земле. Удар оказался не таким уж сильным. Мать стояла на полянке в позе витрувианского человека кисти Леонардо да Винчи: широко расставив ноги и подняв руки горизонтально по бокам, распятая канатами, сплетенными из тонких белесых нитей с утолщениями. Ноги зафиксированы путами, вырастающими прямо из земли; руки – подобными же путами, но переброшенными через толстые ветки деревьев. Напротив, лицом к ней, в такой же позе застыл плененный путами Сергей Александрович. Вокруг них, образуя треугольник, стояли белые ведра из-под шпатлевки. Вокруг полянки, образуя правильную окружность, стояли… Я сморгнул, потом потер глаза, благо меня никакие нити не держали, но картина не изменилась: вокруг стояли гигантские, с земли мне казалось, что не ниже роста Сергея Александровича, мухоморы.

Грибной круг плавно колыхнулся. В стройном ряду возник разрыв. В него скользящей походкой, будто на лыжах, не отрывая стоп от земли, прошел одетый в белые лохмотья с подвязанными листьями и веточками рослый парень лет тридцати пяти в странном широком сомбреро. Грибы-часовые сомкнулись за его спиной. Парень встал посередине между распятыми людьми и посмотрел на меня блеклыми глазками, будто гноем затянутыми чем-то, похожим на грибную мякоть.

– Здравствуй, братик, – губы парня не шевелились. Да и вряд ли они могли шевелиться, заклеенные бледно-зеленоватым мхом. Голос звучал прямо в моей голове. И не просто звучал. Голос сверлил мозг, будто перфоратор субботним утром в руках свихнувшегося на ремонте соседа этажом выше. От него было не укрыться. – Соскучился по мне?

– Сеня? – пролепетал я.

– Кому Сеня, а кому Грибной царь, – голос был холоден, словно вой стаи голодных волков, окруживших под Рождество одинокого спутника на заснеженной дороге.

Только теперь я понял, что на голове Сени не сомбреро, а корона в виде шляпки мухомора. А еще… а еще у него не было рук, словно кто-то просто обрезал брату, если это и правда был мой брат, а не морок, плечи, придав телу сходство с ножкой мухомора. И стоп у него не было, вместо стоп белело что-то вроде клубневидно-утолщенного основания, как у окружающих нас грибов.

– Что здесь происходит?! – закричал я.

– Воссоединение семьи, хи-хи-хи, – голос в голове мерзко захихикал, – возвращение блудной матери и брата. И заодно, суд над убийцами бессловесных братьев наших меньших, хи-хи-хи.

Напряжение проникало в каждую пору кожи, казалось, сгустившийся воздух жалит тысячами иголок. Я ущипнул себя, надеясь развеять кошмар, но кошмар, не взирая на боль в бедре, не желал развеиваться.

– Это не сон, – подтвердил голос, – совсем не сон. Тебе выпала честь стать орудием мести грибных богов. Встань и иди!

Тело перестало мне подчиняться: само собой встало, подошло к привязанным людям. Взяло из моего ведра мой нож, подошло к матери и начало медленно резать: сначала одежду; потом, когда одежда клоками свалилась к ногам матери, кожу, так же неспешно, нарезая ее лоскутами. В лишенные кожи кровавые оголенные участки тела тут же проникали тонкие нити грибницы из канатов, просачиваясь внутрь, укореняясь и разветвляясь. Вылезшие из орбит глаза матери истошно кричали о дикой боли, но сама она была безмолвна и неподвижна.

– Зрелище жалкое и печальное, – прокомментировал голос.

Когда мать оказалась вся с ног до головы покрыта шевелящимися белесо-кровавыми волосками, мое тело перешло к полностью поседевшему Сергею Александровичу, видевшему все, что я проделал с матерью и понимавшему, что ждет его самого, и принялось свежевать его. Казалось, время застыло, но всему приходит конец. Отойдя от облупленного несчастного мужчины, мое тело встало на колени перед Грибным царем.

– Боги даруют тебе жизнь, – величаво рокотал голос. – Иди, лес выведет тебя к дороге. Уезжай отсюда и помни о великодушии тех, кто создал вас, голые обезьяны!

Ко мне внезапно вернулся голос.

– Что будет с ними?

– Они станут частью великой Грибницы и будут ежегодно возрождаться в грибных телах, пока плоть их не будет съедена другими убийцами грибов. Незримые нити Великой Грибницы тянутся повсюду, все сущее пронизано ими, все подвластно ей. А ты уходи, твое время еще не пришло.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=66171920) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания





1


Пожня – низменный луг.




2


Чапыжник – непролазный кустарник.



Если текст книги отсутствует, перейдите по ссылке

Возможные причины отсутствия книги:
1. Книга снята с продаж по просьбе правообладателя
2. Книга ещё не поступила в продажу и пока недоступна для чтения